Бизнесмен из Тореза, которого называли негласным куратором угольной отрасли, рассказал о противостоянии с группой Приват Игоря Коломойского, миллиардных убытках «Центрэнерго», непрофессионализме Алексея Оржеля и новых «смотрящих».
«Надо поработать по Кропачеву. Стоит задача его просто убрать и поставить нового смотрящего за «Центрэнерго». Эта фраза из прослушки в кабинете тогдашнего главы Государственного бюро расследований Романа Трубы была записана летом прошлого года, а опубликована прессой в начале этого.
Прямых доказательств того, что эти слова принадлежат верхушке одного из влиятельнейших силовых органов страны нет, но кому нужны эти доказательства, если сами слова оказались пророческими?
С лета прошлого года к сегодняшним дням Виталий Кропачев потерял негласный контроль над группой государственных активов, в числе которых было не только «Центрэнерго», а и угольные шахты.
В определенном смысле, с Кропачевым произошло реверсное перевоплощение: он снова стал рядовым бизнесменом, чьи структуры уже не выигрывают многомиллионные тендеры на поставку горно-шахтного оборудования и не продают уголь миллионами тонн.
И на первое, и на второе у героя сегодняшнего интервью один ответ: эти проблемы он связывает с действиями сегодняшнего главы Минэнерго Алексеем Оржелем.
Оржель, наверное, единственный человек, по отношению к которому Кропачев в ходе разговора вообще не подбирает слова. Казалось бы, новый конфликт двух известных участников энергорынка на лицо. Но следить за этим спором не интересно.
Потому что за годы работы в статусе так называемого «смотрящего» за углепромом Кропачев никогда в открытую не воевал с людьми, от которых по-настоящему зависит.
В чем тут логика? Выбирая министра энергетики в качестве «сакральной жертвы», угольный бизнесмен в действительности хочет привлечь внимание к выбранному неправильно, по его мнению, вектору для отрасли.
Играть в передачу сигналов «азбукой Морзе» Кропачеву приходится не от хорошей жизни. Его настоящий оппонент – влиятельнейший на сегодня в стране олигарх Игорь Коломойский, которого невозможно побороть с открытым забралом.
Именно при его команде «Центрэнерго» переключилось с закупок угля у фабрик Кропачева на поставки из России. При этом «приватовцы» наверняка будут играть не последнюю роль в будущем приватизационном конкурсе «Центрэнерго».
Для Кропачева такое развитие событий – крах, потому что без работы останутся все его активы, занятые в добыче и обогащении угля. Именно поэтому рынок уже год наблюдает за тем, как структуры этого бизнесмена блокируют приватизацию, но стараются делать это максимально элегантно. Зачем дразнить гусей?
Ниже о производственном кризисе угольного бизнеса Кропачева, о его переговорах с Оржелем, приостановке проекта «зеленой» энергетики и планах выхода на машиностроительный рынок Беларуси.
Как Оржель убивает угольную отрасль своим непрофессионализмом. О профиците угля и как отсутствие государственной политики влияет на бизнес Кропачева
— Изменилось ли что-то для вашего бизнеса после смены власти?
— Бизнес работает, может, не в полном объеме, но работает. Это никак не связано со сменой власти, а скорее с видением руководства профильного Министерства.
Если министр высказывается о том, что угольную отрасль необходимо уничтожить и выдает официальный лист бумаги об этом, о каком развитии угольного бизнеса может идти речь?
— Что имеется в виду?
— Есть официальное распоряжение Оржеля подготовить документы на закрытие всех шахт.
— Можете уточнить, что это за документ?
— Есть приказ от 27 января 2020 года. Цитирую: «Підготувати доповідь стосовно ліквідації шахт».
— Там же не написано всех шахт?
— Есть же заявление министра. У нас был до этого Владимир Демчишин, который точно такую же политику вел на уничтожение отрасли.
Надо смотреть на эти вещи глобально, если мы говорим о стране. Раньше в связи с военными конфликтами и оккупированными территориями мы каждый год очень тревожно проходили отопительный период — в стране не хватало угля, блоки не были переведены. Постепенно ситуация выравнивалась и отрасль начала работать.
Теперь приходит министр, который с первого своего совещания говорит о том, что необходимо это ликвидировать. О каком угольном бизнесе может идти речь?
Мало того, он официально в своих интервью заявляет, что ребята, ваши дети не должны быть шахтерами, ищите новые профессии, мы их будем переучивать. У меня вопрос: в каких отраслях они будут работать с отсутствующим бюджетом? Это бредовая идея.
— У вас был разговор с Оржелем по этому поводу? Вряд ли они не понимают количество людей, которые стоят за шахтами.
— Думаю, Оржель вряд ли это понимает — он «теоретик кунг-фу». Для него непонятен угольный бизнес и бизнес энергетики в целом, кроме, допустим, «зеленой», где он и представляет интересы определенной группы лиц, как мне кажется.
Я с ним несколько раз пытался поговорить, он категорически…
— Отказывается?
— Не то чтобы, он не понимает, как разговаривать со мной на одном языке.
— Он видимо опасается вашего имиджа?
— Я думаю, что дело тут не в моем имидже, а в профессиональных способностях министра.
— У Оржеля есть заместитель, отвечающий за уголь – Станислав Ковалевский. С ним вы общались? Он понимает угольную проблематику?
— Я думаю, что он, возможно, и понимает, но, по моей информации, заместители Оржеля — это люди, которым не дают полноты власти в секторе.
Вот тебе дали кресло и стул, ты должен на этом стуле крутиться — но у тебя нет никаких полномочий.
— Правда ли, что Оржель выполняет то, что ему говорит Игорь Тынный?
— Я лично не присутствовал в процессе, когда Оржелем кто-то там управляет. Я не видел ни одного министра, который потом думал о том, кто его рекомендовал. Он становится самостоятельным персонажем. Я сомневаюсь, что Тынный управляет Оржелем. Это надуманная история.
— Возвращаясь к бизнесу, я так понимаю, что ваши обогатительные фабрики простаивают, потому что госшахты не загружают их углем.
— Я ответил на ваш вопрос: нет общей государственной политики. Сегодня на складах госпредприятий порядка 300-400 тысяч тонн угольной продукции. О каком обогащении может идти речь, если его некуда грузить?
— С какого месяца ваши фабрики стоят?
— С июня.
— Можно ли считать, что это война с вами нового института наблюдателей за «Центрэнерго», который связан с Коломойским?
— У Коломойского нет проблем с тем, чтобы набрать меня и рассказать о какой-то войне и его институтах. Я вижу здесь общую государственную проблему – неправильный подбор кадров. Это мое глубокое убеждение.
Никогда госпредприятия не простаивали с таким объемом угля на складах. При любой власти первичная задача была в том, что государственный уголь должен сжигаться. Сегодня у нас пошли по-другому — мы завезли уголь из РФ. Зачем? Никто не знает.
— Правильно ли я понимаю, что и госшахты работают не в полноценном режиме с июня?
— Они работают на склад. Но в чем смысл так работать? У нас на складах тоже есть готовая товарная продукция. Уголь есть и на складах фабрик. Но есть большие задолженности госпредприятий перед фабриками за обогащение.
— Какая это задолженность?
— Порядка 30 млн гривен.
— Ваша цитата из предыдущего интервью: «На протяжении двух лет я создал такие условия, что даже если в отношении меня начнется безумный антагонизм, мой бизнес будет работать в свободном режиме». Получилось немного иначе.
— Я ждал этого вопроса первым. Еще раз объясняю, бизнес работает и будет работать.
— Как он работает, если шахты стоят?
— Частично отгружаются и фабрики, и шахты. Не обязательно, чтобы фабрики работали в режиме постоянной загрузки.
Нам госпредприятие отгрузило в августе последний раз товарную продукцию. Небольшие партии были и в сентябре, но нет глобальной работы. Это государственная позиция, а не персональная позиция гражданина Кропачева.
— Каким вы видите выход из этой ситуации, есть ли другие рынки сбыта или контрагенты?
— Внутренняя добыча должна быть в приоритете у государства. Возьмем российский уголь, мы его намного дешевле брали, чем украинский?
— Какой процент российского угля сейчас загружается на «Центрэнерго»?
— Они постоянно работают на российском угле. Где-то 90%. Откуда появился такой безумный профицит угля с августа? Этот уголь нам был совершенно не нужен. Зачем его завозили?
— Правильно ли понимать, что таким образом вам делают приглашение к продаже шахт?
— Нет.
— Все это выглядит как системное решение. Можно провести параллели, когда точно так же работали против ДТЭК по электроэнергии: они открыли канал из России, таким образом обвалили внутренние цены, и оставили ДТЭК со своими ценами. То же самое сейчас происходит с вами и российским углем.
— Кто ответственный за эту политику в стране? Министр для чего посажен в свое кресло?
— При вас министр тоже не контролировал угольную отрасль.
— В чем он ее не контролировал?
— Все шахты были под вами, все об этом знают.
— Подождите. Опять пошли эти колкости. Давайте по сути — полгода назад был такой профицит государственного угля?
— Нет, конечно.
— Соответственно, работа была на государственном уровне?
— Это может быть хорошая игра слов, на самом деле…
— (Обрывает)… Давайте говорить языком цифр. На складах госпредприятий угля в таком объеме не было. Весь уголь покупался «Центрэнерго», местными цементными заводами или другими предприятиями и это называется государственная политика.
Здесь персоналии не так важны, стоит вопрос государственной политики — либо она есть, либо ее нет.
— Тут корректнее говорить, что это была государственная политика, которая заключалась в том, что работают и госшахты, и фабрики Кропачева. Сейчас в том, что не работают шахты, а Кропачева это беспокоит, потому что стоят его фабрики.
— Кропачев всегда был заинтересован в увеличении объема производства угольной продукции в стране. Мы точно так же работали с ДТЭК, когда нам нужно было закрывать баланс по обогащению. Это нормальное явление. Чем больше угля добывается, тем интересней Кропачеву.
— Вы не связываете такое решения по углю с желанием заставить вас продать бизнес?
— Я думаю, что это следствие планомерной негосударственной политики министра.
-Правильно ли понимать, что министр самостоятелен в принятии решений по угольной отрасли?
— Я уверен, что это его личная позиция и он ее так видит.
— Оржель находится на своем месте?
— Я думаю, что нет.
О новых кураторах в угольной отрасли и о работе шахт
-Правда ли, что сегодня роль угольного «смотрящего» занимает Виталий Беляков?
— Нет. Я не слежу за Беляковым, вы же знаете мое отношения. Эти понятия кураторства — переливание из пустого в порожнее. Вопрос — кто собственник? Давайте говорить конкретней. Я в рынке, потому что я собственник.
Если Беляков появится в рынке и что-то купит, тогда будем говорить, что Беляков участник рынка и ему что-то интересно.
— Это вопрос скорее о понятийности. Как можно описать его роль в угольной отрасли?
— А какая его роль в рынке? Вы где-то слышали, что он есть?
— Да.
— В каком подразделении?
— Раньше говорилось, что он был куратором госшахт и его люди приходили на «Центрэнерго» на уровне коммерческих директоров.
— По моей информации нет никакой зависимости от Белякова.
— Это сейчас, а раньше?
-Я слышал, что Беляков собирается покупать шахту.
— Какую?
— Государственную какую-то. Были какие-то переговоры. Но сказать, что он сейчас что-то купил из глобального, я не могу.
— Сколько угля в месяц сейчас добывает шахта «Краснолиманская»?
— Я думаю, что не более 30-40 тысяч тонн. Раньше — больше 100 тысяч.
— То есть производство упало в 3 раза?
— Примерно.
— Вы подсчитывали свои убытки от разрыва сотрудничества с «Центрэнерго»? Сколько в сутки вы тратите на поддержание шахт, которые не работают?
— Есть определенные моменты по фабрикам. Мы пытаемся не создавать социальной напряженности и удержать рабочие места.
— Если вернуться к примерной цифре убытка в день?
— Совокупно?
— По фабрикам и шахтам — это же основной угольной актив, который сейчас пострадал из-за «Центрэнерго»?
— Нет, шахта работает в меру своих контрактов.
— Хорошо, по фабрикам.
— По фабрикам небольшие затраты. Меньше 300 тысяч гривен в день.
— Если мы суммируем состояние бизнеса, то ваши фабрики стоят, шахты работают на треть прежней мощности, «Центрэнерго» должно вам почти 1,5 млрд гривен. Что это, если не проблемы?
— Ну это же не секрет, что сейчас пришли люди, которые никогда не были у власти. Пришли хорошие топ-менеджеры, но государственная политика и производство — это немного разные вещи.
Я не исключаю, что пройдет время, все разберутся в происходящем и начнется обычная продуктивная работа.
— Значит ли это, что вы не теряете надежды договориться?
— Я ни с кем не собираюсь договариваться. Есть банально простые экономические базисы. Предприятие «Краснолиманская» на 2018 год положило в бюджет из прибыли 119 млн гривен.
Это было четвертое предприятие по уровню наполнения бюджета в Донецкой области. Сегодня бюджетная корзина пуста. Что значит договариваться?
— Ну мы же понимаем в какой стране живем?
— Владимир Александрович нам заявил, что мы живем в равной стране — нам же не может президент врать?
— У нас может хромать исполнительная часть.
— Ее подровняют за какое-то время.
— У нас и так проблем хватает, вы не первый в политической повестке дня, поэтому скорее всего придется договариваться.
— Что значит договариваться? Мы прислали министру предложение привести рабочее совещание и определимся, как будем работать дальше.
Долги « Центрэнерго», при чем здесь Коломойский, приватизация
— «Центрэнерго» задолжало вашему предприятию «Укрдонинвест Трейдинг» 1,4 млрд гривен. Это же искусственное накопление долга?
— «Центрэнерго» закончило 9 месяцев с убытками в 1,480 млрд гривен.
— Вы хотите сказать, что они не рассчитываются потому, что нечем?
— Как можно рассчитываться, если такие колоссальные убытки.
— А из чего такой убыток возник?
— Продажа электроэнергии себе в убыток.
— И основными контрагентами там являются ферросплавные заводы Коломойского?
— Да.
— Тогда можно сказать, что «Центрэнерго» под Коломойским, если оно работает сознательно себе в убыток?
— Меня интересует работа «Центрэнерго» косвенно: будут они покупать уголь или нет. Журналисты связывали меня в свое время с руководителями предприятия. За все время покажите мне, где «Центрэнерго» покупало уголь без торгов?
— Да, но они очень часто были наигранными, когда участие в тендерах принимали две-три ваши компании.
— Мы никогда в жизни не мешали государственному предприятию. Мы покупали уголь у госпредприятия, чтобы оно производило больше угля. Что сейчас происходит? «Центрэнерго» продает каждый месяц электроэнергию ниже себестоимости.
— Как вы себе объясняете эту ситуацию: «Центрэнерго» продает себе в убыток электроэнергию заводам Коломойского, почему тогда компания не под Коломойским?
— Я не являюсь прокурором или руководителем СБУ в этой стране, для чего мне анализировать, под кем работает «Центрэнерго»? Для этого есть специально обученные люди.
— Для того, чтобы с вами рассчитался ваш крупнейший должник.
— Мы в спокойном режиме судимся с «Центрэнерго».
— Этот долг в 1,4 млрд гривен не влияет на операционную деятельность других ваших компаний?
— Проблемы в этой стране есть у всех. Но для этого применяются другие финансовые инструменты.
— Когда вы ожидаете, что вам вернут долг? На какой сейчас стадии в суде дело по «Центрэнерго»?
— Мы хотим, чтобы суд на данном этапе подтвердил наличие этих долгов.
— Была ли у вас возможность обсудить проблемы «Центрэнерго» с Коломойским?
— Я не встречался с Коломойским уже давно.
— Когда была последняя встреча?
— В конце 2018 года. У меня нет тем для обсуждения с Коломойским. Он крупный бизнесмен.
— Он не раз в своих интервью говорил о вас в контексте группы Кононенко-Порошенко.
— Это лично ваше мнение. У него не было никогда в жизни предвзятого отношения к Кропачеву.
— Приватизация «Центрэнерго».
— Мы с вами проговорили, что, пускай, на предприятии 2,3 млрд гривен убытка (по итогам года. Оценка Виталия Кропачева. Официальные данные еще не опубликованы — Ред.). Еще судебные разбирательства со мной и с другими предприятиями. Общий долг будет около 5 млрд гривен.
— Вы хотите сказать, что нужно пересчитывать стоимость «Центрэнерго»?
— Я думаю, что ее невозможно подсчитать. И пока не закончатся все судебные действия, ни одна компания из большой пятерки, которая возьмется за оценку данного объекта, не даст оценку.
Второй момент – то, что видят международные аудиторы, максимальная стоимость «Центрэнерго» — не более 100 млн долларов.
— Это из-за финансовых результатов?
— А кому нужны такие финансовые результаты?
— Прокомментируйте свои действия, которые уже год направлены на замораживание приватизации «Центрэнерго» через суды.
— Никакие суды ни Кропачева, ни Иванова, ни Петрова не повлияли бы на приватизацию, она бы не состоялась.
Почему Фонд говорит, что сейчас объявит новую приватизацию? Они же сейчас этого не могут сделать. Сначала «Центрэнерго» должен вывесить показатели работы за прошлый год.
После этого начнется отбор, кто будет проводить оценку стоимости предприятия, и на это понадобится еще много времени.
— Может у вас был разговор с руководством Фонда госимущества. Можно ли рассчитывать на приватизацию в ближайшее время?
— Может быть. Я не лезу в процессы приватизации и к руководству Фонда. Я всегда открыт к беседе. Фонд мог бы выйти на меня с предложением. Вместо этого они бегают с нами в судах и ведут для меня непонятную политику.
— Они с вами не контактировали?
— Вы помните статью в РБК, когда бывший руководитель Фонда наговорил всякой ерунды относительно моей структуры. Мы провели экспертизы и подали на него в суд.
Мало того, мы подали заявление по поводу его действий в правоохранительные органы. Нам немножко отказали. Мы пошли за решением суда, и получили разрешение на возбуждение уголовного дела.
— Почему тогда вы не делаете то же самое в отношении руководителя «Центрэнерго», который загоняет компанию в убытки и тем самым растягивает на неопределенное время расчет с вами?
— Все уже подготовлено. 25 февраля появится отчет.
— Можете конкретней объяснить?
— «Центрэнерго» как публичное предприятие должно отчитаться за год. Как вы знаете, мы там являемся акционерами.
— Сколько у вас, больше 1%?
— Вы не в первый раз задаете мне этот вопрос и я всегда отвечаю одно и то же.
— Вы же очень динамичный бизнесмен. У вас сегодня может быть 1%, а завтра 15%.
— (Смеется) Как только мы увидим годовой отчет и потери от акций «Центрэнерго», мы сразу обратимся. Но здесь, мне кажется, руководство компании более вторично.
— А что первично?
— Управляющий орган.
— Но подписи стоят не управляющего органа, а руководства?
— Это уже подсудность. Юристы уже занимаются этим вопросом. Все, кто в отношении нас проводят противоправную деятельность, будут отвечать в суде.
— То есть можно ожидать, что «Укрдонивест» как пострадавшая сторона или вы как физическое лицо будете подавать в прокуратуру заявления?
— От акционера, компании «Укрдонивест».
— Кто ваши потенциальные конкуренты на приватизацию?
— Их много. Каждый человек, которому интересна реализация угля, или потребление большого объема электроэнергии, может участвовать в приватизации.
— Из очевидных претендентов, интересна ли приватизация Коломойскому, Хомутыннику, Фуксу?
— Я думаю, конечно интересна.
— Одна из компаний, которая поставляет российский уголь на “Центрэнерго” называется «Нафта Форс». Ее учредитель и директор напрямую связан с Приватом. Если вы знаете эту компанию и понимаете чья она, почему вы сторонитесь того, чтобы публично признать, что «Центрэнерго» контролирует Коломойский?
— Я знаю из прессы, что это их компания-прокладка. А зачем вы ищете то, что давно уже очевидно. Что мы обсуждаем?
— Мы обсуждаем влияние Привата на вас. Если компания-поставщик — это его компания, если директор предприятия от Белякова, который недалеко ушел от Коломойского. Если это все сложить вместе, то понятно, что на вас идет атака, а вы этого не признаете.
— Я не присутствовал за столом, где сидит часть крупного бизнеса Привата. Как я могу признать это, если я не присутствовал за обсуждениями в этой группе? По моей вертикали руководитель Фонда госимущества ответственный за все эти действия.
— Вы сейчас говорите юридическим языком так, чтобы не позволить оппоненту подать на вас в суд. Допустим, вы скажете, что Коломойский контролирует «Центрэнерго», то..
— (обрывает) Я не могу этого сейчас сказать, это ж не его собственность. Можно говорить, что он контролировал Приватбанк, сейчас — «Укрнафту» и другие предприятия, а все остальное контролирует по закону Фонд госимущества, наблюдательный совет и руководство «Центрэнерго».
И они будут отвечать за все то, что происходит на этом предприятии, но никак не Игорь Валерьевич.
Мы же все его давно знаем. Вся страна видела, как он и с кем разговаривает, как иронизирует, как может говорить. Он мастер этого. Поэтому сейчас сцепляться с Игорем Валерьевичем, что он контролирует «Центрэнерго», нет оснований.
— Вы избегаете этого упоминания из-за того, что это может повлечь за собой юридические и финансовые последствия или потому, что вы действительно этого не хотите?
— Смотрите, у меня всегда были нормальные отношения с Игорем Валерьевичем.
— Но это не означает, что ваши компании не могут с ним судиться.
— У меня нет судебных споров с группой Приват. У меня есть моя компания, которая судится с «Центрэнерго». Представим историю: я сейчас вам говорю, что он контролирует «Центрэнерго».
Через месяц правоохранительные органы устанавливают факты нанесения убытков государству на предприятии. И государство начинает этих горе-менеджеров по закону судить. Вы хотите, чтобы я этого человека (Коломойского — Ред.) связал с этими людьми?
— Такие же действия происходят с «Укрнафтой», где Коломойскому предприятие принадлежит не только понятийно, но и юридически. Из компании вымываются деньги, она продает дешево нефть.
— Нет, я же ответил на вопрос. Я не хочу, ни чтобы моя фамилия, ни фамилия любого человека была связана с негативом. Я вижу, что компания раньше генерировала деньги, а сегодня ведет противоположную деятельность. И вы хотите, чтобы я эти действия связал с какими-то человеком.
— Но они же связаны напрямую через компании, которым продают ниже себестоимости электроэнергию.
— Деятельность компании «Центрэнерго» — это действия наблюдательного совета и Фонда госимущества. Вот вертикаль власти и эти люди будут отвечать по закону.
— Вы сейчас отвечаете как юрист.
— Мне сложно представить, что Игорь Валерьевич берет какую-ту бумажку и смотрит на работу «Центрэнерго». Ему интересен конечный продукт. Он выходит на рынок и покупает электроэнергию. Все.
— Мы же говорим, что его компании поставляют уголь на «Центрэнерго» и что они «прикуривают» на этих поставах.
— Там нет проблем. Смотрите, есть входящая и выходящая цена. На счет компании «Нафта Форс», для вас же не составит труда через налоговую запросить информацию о компании и узнать, кто, сколько, и на чем зарабатывает.
— Правда ли, что поставки на «Центрэнерго» каким-то образом контролируются Евгением Геллером?
— Сомневаюсь. Ни для кого ни секрет, что я с ним знаком. Насколько я знаю, уголь не входит в сферу его бизнес интересов.
О встречах с Кононенко и действиях НАБУ по отношению к структурам Кропачева
— Как давно вы контактировали с Игорем Кононенко?
— Мы встречались с ним еще в 2015 году на каких-то мероприятиях. Вы видели Кононенко у меня в структуре где-то среди руководителей?
— Мы видели, как вы выходили из «5 элемента».
— Я отвечал, что я часто посещаю там косметологический кабинет. Я же всегда контролирую, что я говорю… (Смеется) Вы же это знаете.
— Летом активизировалась работа НАБУ. Вы говорили, что запрашивают документы. С чем это было связано?
-Да, было. Это было связано с руководством «Центрэнерго», которое начало активно писать заявления в сторону наших компаний. Запрашивали выемки документов на предприятиях. Мы как компании, которые ничего не скрывают, отдали их, чтобы правоохранительные органы разобрались.
Предыдущие эпизоды с НАБУ два года назад все связали с расследованием Бигуса. Мы подали в суд на него. Но в последнем моем интервью с ним, мы уже не могли вспомнить, почему мы судимся. В результате мы забрали заявления, потому что разобрались, кто был инициатором забега на нас.
— Кто был инициатором?
— Есть люди. Их сейчас нет в стране.
— Чем закончился этот эпизод с НАБУ?
— За два года меня ни разу не вызывали в НАБУ и не задавали никаких вопросов. НАБУ нормально сработали, у меня нет к ним претензий. Я для себя разобрал эту ситуацию и не могу сказать, что НАБУ было инициатором. Они выполняли свою работу исходя из оперативных данных.
Та же ситуация сейчас происходит. Кто-то написал заявление, тот кому это выгодно. И НАБУ начали рассматривать наши структуры.
— НАБУ проводило проверки, но нет открытых уголовных дел?
— Мы отправили адвокатский запрос с вопросом, есть ли в отношении гражданина Кропачева уголовные дела? Мы юридически все выполняем.
-Вы сказали, что новая власть в первую очередь должна продать госпредприятия. Какие объекты могут быть интересны вам?
— Здесь есть две позиции: государственная и коммерческая. С государственной – я бы не продавал предприятия, которые несут прибыль и наполняют бюджет. Если предприятие уже неподъемное, туда нужно вложить инвестиции – тогда нужно расставаться.
— Если назвать тройку предприятий, которые вам могли быть интересны?
— Здесь государственная и коммерческая позиция в антагонизме: то, что я бы хотел купить, я бы не продавал.
— Создание компании «Укруголь». Нужна ли нам такая структура?
— Компанию создавали, чтобы уйти от проблем с «Держуглепостач». В частности, уйти от долгов компании перед государственными предприятиями и от долгов частных компаний перед ним.
— Есть ли гарантия, что это не станет еще одним накопителем долгов?
— Так оно и будет.
— «Укруглю» не собираются передавать госшахты?
— По моей информации, это дублирующий вариант «Национальной угольной компании».
— Зачем ее ликвидировать, а новую создавать?
— Тяжело понять глубокий анализ и понимание процессов министром.
— Они же не дураки, может быть некомпетентны, но?
— Ну а в чем разница между дураком и некомпетентным?
Сотрудничество с китайцами, ветропарки, газовый бизнес, запуск телеканала
— По поводу ваших отношений с китайской Sany. Передумали ли китайцы идти с вами на конкурс по приватизации «Центрэнерго»?
— Нет, у нас отношения всегда строились на коммерческой основе. Сегодня мы идем в Польшу, Беларусь.
— В чем заключается ваше сотрудничество?
— Мы развиваем бизнес по поставкам горно-шахтного оборудования.
— Имеется в виду украинская дочка Sany начинает продавать…
— Мы расширили свои возможности. В феврале или в марте мы презентовали оборудование на новой компании — «Славкалий». Это новое предприятие, которое строят немцы.
— Чем они занимаются?
— Беларусь является одним из наибольших поставщиков калийных удобрений, у них есть крупное предприятие «Белкалий». Сейчас они строят новое — «Славкалий». У нас с ними идут переговоры по поставкам техники.
— Что с поставками оборудования на госшахты в Украине?
— В бюджете было порядка 2 млрд гривен на технологическое перевооружение. Уже два месяца как эти деньги перераспределены: их забрали из бюджета на зарплаты шахтерам. И с такой тенденцией государственной добычи — все эти деньги уйдут на зарплаты.
Если будут выделять деньги под тендера — мы будем участвовать. В прошлом году мы выиграли тендер, а деньги забрали на зарплаты.
— Правильно ли понимать, что проект на ЗалК может свернуться, если министр заявляет о ненужности шахт?
— Как показывает практика, министры в стране часто меняются. Любой новый министр может по-другому на это смотреть.
— Как обстоят дела со строительством ветропарка?
— На сегодняшний момент мы имеем несколько площадок, но не в Украине, у нас все хорошие площадки уже проданы. Мы рассматриваем покупку еще одной площадки в Турции.
— Как ваши отношения с властью повлияли на решение о переносе площадок?
— У меня нет, как вы говорите, какого-то антагонизма. Если бы был, меня бы уже не было в стране.
— По поводу вашего газового бизнеса: «Межрегиональная газовая компания» и «Реконструкция технологических скважин». Вы говорили о немецком партнере в этом бизнесе…
— Да, мы с ними поставили отношения на паузу. Они не понимают нашей специфики бизнеса, независимо от смены руководства страны. Они пользуются другим инструментарием. Это больше финансовый партнер.
— Какие еще компании вам принадлежат, кроме этих двух? У вас были планы купить что-то во Львовской области?
— Мы уже купили. Компания «Энергоинвест групп».
— Еще вы планировали запускать телеканалы.
— У нас в марте назревают определенные планы. Мы сейчас юридически грамотно это оформляем.
— У вас есть понимание, какие это будут каналы?
— Я думаю это, скорее всего, будет информационный канал.
— У него есть уже название?
— Нет.
— Зачем вам это? Это же атрибут олигарха?
— Я не считаю, что это атрибут олигарха. Это просто желание работать в этом рынке. Не весь же медийный рынок убыточный.
— Вы хотите на этом еще и зарабатывать?
— Почему нет?
— Скорее этого выглядит как способ донесения информации, которая вас интересует…
— Если мне интересно донести какую-то информацию, то у нас в стране хватает журналистов, которые могут освещать любую тему.
— Может быть вы хотите доносить ее системно или искаженно?
— Искаженно — это не ко мне. Мой интерес говорить правду.
— Этот канал будет запущен в ближайшее время?
— Сначала мы оформим лицензии.
— Это будет канал национального уровня?
— На первом этапе регионального. Киев и Киевская область.